Отрок не столько спрашивал у товарища, сколько утверждал для него лично неоспоримую истину.
– Чё будет? – Злат, по-видимому, отличался не только слабой волей. Он то ли по малолетству, то ли от врожденных генов не обладал любознательностью и сообразительностью, каковая была присуща Владелину.
Да и вообще, коли говорить правду, вся любознательность, сообразительность, и, несомненно, ум в семье Выхованка, достались лишь Владу с пытливым, примечающим взглядом и своим мнением на все.
– А потом, потом будет козленок, а может и два, – молвил малец, и, повернув голову налево, воззрился на Злата, самую толику скривив уста, будто сопереживая таковой непобедимой тупости товарища. – Я это уже давно приметил, такое и вуй мне тоже пояснил. Вот и петух наш… вспрыгнет на курицу, топчится на ней, а погодя – бах! И на-ко тебе яйцо, и коли Выхованок не заберет, курица на гнездо сядет да цыплята у нас будут. Нешто ты это не замечал?
– ы..ы… никогда не замечал, – покачивая головой и колыхая своими рыжими кудрями, ответил Златовлас.
– Ну, тогда заметь. Скоро у Малены козлятки народятся. Это так месяца через четыре… во… во… сам увидишь, – произнес Владелин и почесал кончик своего носа.
Покуда ребятки болтали, дорога, миновав густые леса, вывела стадо на махонистый пойменный луг, раз в году заливаемый водами протекающей недалече широкой речки, а посему и носящий название наволок. Выхованок зычно кликнув, чтой-то Бешке махом направил его поступь, а за ним и всего стада в те зеленые травы.
– И у нас должна быть мать… Мать и отец, – дополнил свою речь Влад и туго вздохнул… так будто, что-то дюже мощно надавило на его тощенькие слабые плечики. – Знаешь, – продолжил он миг спустя, когда его ноженьки, обутые в поршни, вступили в высокие налитые зеленой ядреностью травы. – Я уверен у меня есть… или была мать… отец.
– Мать Земля, – откликнулся Злат уже давно заученные слова. – И отец наш Зиждитель Дажба.
– О! Да при чем тут Мать Земля, – пронзительно скрипнув зубами, возмущенно изрек мальчик. – Я не о том. Ты еще скажи о Матери Зекрой, каковая нас породила, единой жизненной силой, – сие Владу проговорил изречения Дажбы, кои он легко и враз запоминал. – Дубина ты бестолковая! – и вовсе обидчиво выплеснул отрок и лицо его исказилось. А все потому как не любил он, когда перебивали его мысли. – Дубина! – еще более вызывающе повторил мальчик и тяжело задышал. Но так как в своей семье Владелин безгранично правил то в ответ не смог услышать, что-либо грубое, а посему также быстро успокоившись, принялся пояснять, – мать… Мать родила меня. Вот как эта белая коза принесла козлят, так точно и меня, и тебя, дубину, и всех других ребят родила мать… Мать-человек… Не Мать Земля, или Мать Зекрая, а человек, как ты и я, с ногами и руками. Понимаешь у всех есть мать у козы, курицы… даже у листочка-у него ветка, у травы – почва. У всего кругом. И только у нас нет матери, ну и отца тоже… Знаешь, мне часто снится один и тот же сон, – и отрок порывисто огляделся, словно страшась, что его подслушают и не столько Выхованок, сколько идущие вслед за ними ребята из иных семей. Однако уже не в силах скрывать таящееся внутри, досказал, – я вижу лицо… Очень ладное… такое ладное лицо. Оно такое вот, – и Влад схватив зубами ивовый прутик, освобожденные от него ладони сложил меж собой так, чтобы они образовали правильный овал. – Такое вот, – продолжил он, высоко вздымая губы и гутаря сквозь зажатый в зубах прут. – Такое оно. – Еще морг и прут вновь в руках Владелина, а не сводящий с товарища взора Злат, ошарашено покачал головой, будто впервые видел такую дивную форму лица. – И вижу я на том лице два больших глаза, точно занимающих половину его. Глаза те туманом слегка прикрыты, аль подымающейся с под низу дымкой. И они такие чудные… темно-коричневые… ужо таких я никогда не зрел… Смотрят они на меня так ласково, как Выхованок и отчего-то враз хочется плакать… И тогда я пробуждаюсь и чувствую, что лицо мое мокрое.
– Плакал, что ли? – прошептал Златовлас и также туго, как дотоль вздыхал его товарищ, дохнул, по-видимому, услышав и впрямь чего-то тягостное или просто не доступное пониманию.
– Это наверно мать моя, – произнес Влад так и не отвечая на вопрос Злата, словно и не слыша его. – Мать или отец.
Владелин смолк, и, размашисто переставляя ноги, двинулся сквозь густоту травы, склонив низко голову, и почувствовав мощное томление в ней, вроде выплескивающееся горячей зябью прямо в лоб.
Травы в нынешний год поднялись высоко и налились сочностью. Умеренно жаркий климат данного континента, особенно той его части, где жили Владелин и Златовлас, с теплой и мягкой погодой в прохладное время, с умеренным количеством осадков делали данное место особенно благоприятным для жизни. Круглый год или как учили детей духи, круглое лето, на материке стояла лишь положительная температура воздуха. В прохладный период времени температура колебалась от двадцати до двадцати пяти градусов, а в более жаркое от двадцати восьми до тридцати двух.
Вообще у землян было два времени лета: теплое и прохладное. Оба периода соответственно состояли из четырех месяцев, и еще имелся дополнительный месяц разделяющий их. Каждый месяц включал в себя сорок дней, потому лето насчитывало триста шестьдесят дней, к коим добавлялись пять дней, празднуемых в честь Великих Матерей. Месяцам Дажба, або то он большей частью занимался первой своей системой, и естественно устанавливал традиции и верования, даровал величания, в целом такие же простые как и все, что окружало детей. Новое лето, цветень, теплынь, ягодень, серединь, увядень, спень, дождич, отишь так именовались месяцы. Новый год, коло коего начиналось первого числа месяца новое лето, когда жаркое время сменяло прохладное.