Владелин слушал духа очень внимательно, ибо он всегда чутко воспринимал молвь Выхованка, о том также свидетельствовал и приоткрытый рот, и напряженная поза рук, все еще живописующая овал. Глаза отрока всего-навсе на мгновение наполнились слезинками, в них блеснули пузатые переполненные солью воды, поглотившие, как яркую зелень радужки, так и крапинки раскиданной по ее поверхности коричневы, той самой беспокоящей его во сне. Он глубоко задышал, подавляя в себе слезы, то душевное томление кое его волновало, делало беспокойным. Выхованок наново едва зримо засветился и весь тот срок не сводящий с духа взору Златовлас, вроде окутанный голубоватыми испарениями, очнулся. Малец энергично потряс головой и глянул сначала на вуя, после на товарища.
– Утопчи траву, – строгим голосом указал Выхованок, обращаясь к Злату.
И мальчик не мешкая, шагнув в сторону от полянки крылек, помахивающих своими малыми цветками, принялся утаптывать траву. Выхованок же медлительно, повернув свое тело, али быть может лишь голову, направился повдоль края левады оглядывая пасущееся стадо, ребятишек да изредка останавливаясь на месте, сооружая из рук веретено, и усыпая кругом травы новым цветком крылькой.
Владелин без сомнения был неординарным мальчиком. И это заключалось не только в возможностях его мозга сберечь в памяти образ матери, не только в способности разумно управлять членами своей семьи, но и в живости и цепкости ума, когда легко и быстро отрок запоминал и воспроизводил поучения духов. Мальчик почасту задавал весьма колкие и разумные вопросы, не раз приводившие в изумление Зиждителя Дажбу, Бога каковой и проводил занятия с детьми, поясняя строение Земли и всего того, что ее окружает.
Обучение проводили покуда не часто, всего-навсе по одному разу в месяц и дополнительно в те самые пять дней в лете, что были определены Богом как праздники. В месяце цветень праздник посвящали Матери Зекрой прародительнице детей. В месяце теплынь нынешней Матери Земле, тому самому месту… планете, что теперь кормила, взращивала и поила мальчиков. В месяце серединь Матери Любви, той, которая живет в каждом существе, создании и творении, и с помощью каковой не прекращается движение – круговорот жизни. В месяце спень праздновался день Матери Смерти, той, которая после жизни прибирала оброненные души, даря им возможность дальнейшего непрерывного процесса изменения и развития. И в месяце отишь день посвящали Матери Удельнице, что предопределяла удел и безостановочное движение души. То были, как учил Дажба, не Богини… а лишь Матери, оные тем или иным образом влияли на детей… и в целом на человечество.
В отличие от иных ребятишек, которым поучения Дажбы доставляли радость видеть Бога вблизи, слышать иль, ежели так повезет, прикоснуться к нему, то для Влада они значили совсем иное. Оно как с огромным вниманием и интересом внимал малец рассказам Зиждителя и словно впитывал в себя каждое оброненное им слово. Владелин, как и иная детвора, сидючи на нарочно для того установленных на площади лавочках, подле восьмиконечного корабля в первом ряду, вслушивался в рассказы о Матери Зекрой, воспринимая поучения с таким трепетом, и чуткостью точно старался в словах Бога найти разгадку томящих его суть снов. И если по первому Владелин токмо внимал тем рассказам, вскоре принялся задавать вопросы не свойственные столь юному возрасту и поколь, как считал Дажба, остающиеся без ответа… Все, что произносил Бог на таких занятиях, духи после всякое свободное время поясняли и вкладывали в умы своих вскормленников, много раз повторяя, а посему те поучения неназойливо приживались в них.
Влад опустившись на утоптанную траву вытянул вперед ноги и поправил подол рубахи, разравнивая на ней каждую складочку.
– О чем мы с тобой болтали? – приземляясь подле товарища поспрашал Златовлас.
Владелин медленно повернул в сторону Злата голову, и осуждающе воззрившись на него, рывком дернул плечами. И враз от этого негодующего дрыга всколыхнулись его кудреватые, короткие волосы, да с не меньшим раздражением малец молвил:
– Мы с тобой вели разговор про мать… Мать и отца. – Мина удивления исказила черты лица Златовласа, глаза его некрупные округлившись, слегка выпучились. – Я тебе дубина, – уже совсем, гневно отметил Влад. – Сколько раз буду говорить, не смотри ты в очи Выхованка.
Нет! дух, не уничтожал, не стирал в мозгу своих вскормленников те или иные разговоры, события, ему это было не подвластно. Одначе, обладая, по людским меркам, необыкновенными способностями он мог покрывать их тончайшей дымкой и тем отодвигать по времени вдаль. Отчего данные разговоры, события начинали казаться весьма неблизкими, пережитыми, оговоренными когда-то… когда-то давнешенько, а потому более не тревожащими душу и вроде как ставшими не интересными. Лишь в отношении к Владу у Выхованка не получалось применить свои способности. Малец не то, чтобы не забывал разговоры, он просто мог противостоять силе духа так, что последний не смел даже воспользоваться собственными способностями.
– Не зачем, – продолжил немного погодя, остывший от сердитости, Владелин, и, улегшись на теплую, хранящую в себе аромат спелости, траву уставился взором в раскинувшееся над ним голубое небо по коему ползли мохноногие, пузатые облака. – Не зачем ему в глаза пялиться, а то нашто я тебе все рассказываю, объясняю… Ежели ты через морг начинаешь думать, что балякали мы о том с тобой дюже давно.