Было слышно, не столько видно, сколько слышно, как опустился в кресло Седми и Небо, что-то вельми ласковое, успокоительное послал в его сторону.
– А теперь сделай глубокий вздох и смотри мне в глаза, – это, кажется, Дивный не сказал, а лишь мысленно произнес, ибо губы его не шевелились и темно-русые волоски, усов, возлежащие на них не трепетали. – Ты позволишь, милая моя драгость, позволишь, драгоценный наш малецык, заглянуть в тебя? – днесь это прозвучала просьба, также вопрошенная мысленно, и юница, похоже, опять же мысленно, точнее даже не осознанно, вроде за нее ответил кто-то другой, позволила.
И тогда Зиждитель отпустил плечи Влады, и, обхватив ее щеки, вроде прикрыл своими мощными ладонями и часть лица, и когда она глубоко вдохнула, сомкнул большими перстами ноздри. И тотчас крупные очи Бога вспыхнули ядреной лучистостью, да полностью поглотив зрачок, заполонили бирюзой всю склеру. На уборе, не менее, светозарно запылал плоский круг и мгновенно прокрутился вкруг собственной оси, а Влада нежданно узрела бездонную черноту космоса, будто от одного ее вздоха выросшую пред очами. В глубинах той хмари резко живописалось огромное светящееся тело в виде петли, окутанное туманами, где длинные, более узкие хвосты выходили из одного его края. Девочка стремительно вошла в завершие того хвоста, и враз пред ней лучистой россыпью мелькнуло бесчисленное множество горящих звезд, планет, астероидов и кружащего словно в буране скручивающегося по спирали межзвездного газа и пыли. Внезапно показалось и вовсе престранное творение, оно как допрежь и сама Галактика, вельми стремительно, правильнее молвить, рывком начерталось пред глазами. Серебристого цвета овальное тело было сверху по спинной стороне туловища прикрыто широкими пластинами, изредка приподнимающимися ввысь и слегка покачивающимися, судя по всему, вбирающими свет от горящих недалече нескольких вельми ярких голубоватых звезд. По краю тела из-под пластин казалась костистая оторочка, тянущаяся повдоль всего туловища. На переднем конце тела поместились длинные хватательные руки, напряженно вытянувшиеся вперед и ощупывающие угловатыми краешками пространство округ себя. Зримо колеблясь, те руки, исторгали из себя костистых созданий, антропоморфов. На спине туловища как раз на стыке широких пластин и выходящих из него рук находилась округлая площадка, прикрытая сверху полупрозрачным стеклом.
Девочка, вроде как ударилась лбом об эту плотную преграду и разглядела перед собой большое помещение похожее на квадратную пещеру, схожую с той, где ее держали, и внутренние стены, потолок, пол которой были серебристыми, а по их глади струились в разных направлениях, ярко-голубые огни, напоминающие капли воды. В середине помещения стоял достаточно высокий, с широкими плечами человек поразивший Владу своими несколько раскосыми, блистающими зеркальностью, очами, с орлиным профилем носа и слегка выступающими вперед, нависающими скулами. Голова человека, по всему вероятию, была лишена волос, в целом, как и лицо. И та самая лысая макушка, также как и глаза переливались серебристой зеркальностью. Тем стальным светом блистало и все тело человека обряженное в какую-то плотно облегающую одежу. Смуглая с желтоватым отливом кожа лица, внезапно блекло замерцала, когда человек взглянул на огибающий по коло помещение высокий стеклянный помост, где лучисто просматривалась не только Галактика Млечный Путь с загнутыми влево широкими полосами света, но и сама Солнечная система, с центральной газовой звездой, и восемью планетами.
– Седми отвезешь послание Першему, – прозвучал над Владой голос Небо и только миг погодя она проморгавшись поняла, что сызнова лежит на коленях у Бога, и голова ее покоится у него на левой руке. – И передашь, что лучица в опасности. Маймыр, непременно, унесет девочку… Унесет, чтобы оставить у себя, ибо до сих пор не оставил попытки создать печищу. Безумный замысел, впрочем, как и все его действа… Скажи Першему девочка того перелета не перенесет, лучица таким образом погибнет… И вряд ли, так и передай Першему… Вряд ли ему удастся столковаться с маймыром. Нам нужно защитить лучицу и девочку, а потому Перший должен. Нет! Он просто обязан повиниться перед Родителем. Тем паче Родитель его звал и ждет. Столько звал… Не стоит продолжать сие упрямство, такое же безрассудное, как и поступки маймыра. – Зиждитель смолк на миг, а после с досадой в голосе добавил, – и не зачем так хмыкать Седми… Передашь как я и прошу, все слово в слово. Загодя молвив, что это моя речь… не твоя, коль не можешь задеть Першего.
– Не могу и не буду, – нескрываемо раздраженно откликнулся старший сын Небо.
Владелина легохонько покосила глаза и узрела стоящего в нескольких шагах от кресла, Седми, недовольно хмурившего свои тонкие, островерхие пшеничные брови, напоминающие двухскатные крыши изб. Еще маленько, и в воздухе просквозила искристая россыпь огня, точно желающего поддержать потухающую искорку, впавшую на охапку соломы, и тотчас от златой кожи Седми во все стороны брызнули ядрено красные капли света. И по красивому лицу Бога с прямыми границам и вроде квадратной линией челюстей, подобно судороге пробежала малая рябь, исказив его.
– Я не сплю, – торопко вставила девочка, не желая подслушивать разговор, явственно касающийся лишь Зиждителей.
Небо медлительно перевел взор с сына на юницу и ласково ей просияв, вельми по теплому протянул:
– Я ведаю, моя милая. Полежи пока… – засим тем же умягченным, успокаивающим голосом продолжил, сызнова направляя молвь к старшему сыну, – Седми, прошу тебя не негодуй по всякому пустяку. Сколько раз меж нами то было обговорено. Не можно так себя вести в присутствии младших. Да и зачем… к чему?.. Зачем все, что я не скажу принимать столь враждебно, точно мы не единая печища. Разве я стараюсь не для нас… не во имя нашей печищи и вас всех.